Варенье
Шрифт:
«Можно было уехать к родным, – думал он о кандидате. – Зачем лезть в сырую погоду на крышу». Должен зазвонить будильник. …сейчас, сейчас… Он напрягся и – звонок, конечно же, – не долгожданный. Наталья заворочалась.
– Встаю, – протянул он.
Вставать совсем не хотелось. Было прохладно, ветер северный, в окно. Через месяц март. Весна. Он прошел на кухню, поставил чайник, пошел умываться. Читал он про кандидата давно, – все в общих чертах. Как кандидат сорвался с крыши, хорошо помнил.
После чая он курил, потом стал собираться на работу, надел свитер, шерстяные носки. Любил, чтобы было тепло. Ровно в семь часов он вышел из дома. «Кандидат уж был не мальчик, отец семейства и …этот уход из дома. Вот
В заводоуправлении пахло краской, в «Отделе кадров» делали ремонт. Он поднялся на третий этаж, прошел «Технику безопасности», за ней, в конце коридора, размещалось «Конструкторское бюро». До разнарядки еще пятнадцать минут нерабочего времени. Разнарядку проводил Шубин Алексей Петрович, главный конструктор ОАО «Северсталь». Ему еще не было сорока, он был самый молодой в «Конструкторском».
Работа у всех была, только, у одних – больше, у других – меньше. В каждом коллективе есть свои стахановцы и трутни. После разнарядки был перекур. Курили в коридоре. На поддоконнике стояла большая алюминиевая пепельница в форме лотоса. Саврасов приоткрыл окно, это была его обязанность. Прошло минут десять. Перекур затянулся. Срочной работы не было,текучка. Можно курить. Карелов Дмитрий рассказывал, как с друзьями в выходные напился, еле добрался до дома. «Нашел, чем хвалиться! Напился! Экая невидаль!» – терпеть он не мог эти пьяные дела. Затушив сигарету ,с силой вдавив ее в пепельницу, он прошел в «Конструкторское бюро». За окном повалил снег, и – вдруг стало темно. Он не сразу понял, что это отключение. Пронзительным был женский крик. Кричала Томка из завкома или Людмила из «Технологоческого отдела»: их голоса были похожи. Потом стало тихо. Зашел в коридоре разговор. Голоса были мужские, где-то пробило кабель, авария. Света не стало во всем управлении, и это надолго. Он нашел, нащупал у окна стул, сел и закрыл глаза. Место было теплое, у батареи. Он был один в «Конструкторском». Можно было бы вздремнуть, он плохо ночью спал, но как-то не до сна. «Кандидату надо было куда-нибудь уехать. Не оставаться в городе, – он бы так и сделал. – Летом – лес. Взять отпуск, и на целый месяц в лес. Поставить палатку. Лучше сделать как-нибудь домик, скворечник. Наверху оно как-то безопасней, все видно. Сделать хомут, приладить к нему уголки… и каркас для скворечника готов. Обить досками – дело нехитрое». Он мысленно прикидывал, каким должен быть каркас, с какого уголка; набрасывал эскиз. Работы, конечно, много. Он не боялся работы. Главное, чтобы ни одна живая душа не прознала о скворечнике, а то разговоры пойдут… Доски можно выписать. Уголка немного надо. «Все! Все! Хватит! Ерунда все! – не хотел бы он больше думать о скворечнике, но не получалось: – Доски можно в Чудинском леспромхозе выписать. Дешевле будет. …строиться в мае. За хлебокомбинатом хороший лес, не так далеко».
Десять тридцать. Уже светло. Карелов с Кипреевым все резались в карты, начали в десятом, только-только стало светать. Кипреева уже тошнило, как он выражался, от карт. Шубин все бегал, узнавал, что с кабелем.
Никто ничего не знал.
Во втором часу, ликуя, управление высыпало на улицу. Домой!
До конца марта оставалась неделя.
Через два месяца, раньше, снег сойдет. Так было и будет всегда. С чувством какой-то непонятной нарастающей тревоги ждал он тепла. Он еще не решил, как быть со скворечником, строиться, не строиться. Зачем он? Надо. Для чего? Надо и все.
Всю неделю до конца марта мело. Только в апреле потеплело. К первому маю снега в городе уже не было, в лесу еще, правда, лежал. После майских праздников зачастили дожди. К
Лес за хлебокомбинатом был, преимущественно, хвойный. Он не сразу нашел нужное дерево, около часу проходил. Выбранная им ель была средних размеров, густая. Здоровое крепкое дерево. Он долго стоял, смотрел вверх, прикидывал, на какой высоте крепить хомут. Для лазания нужны скобы. Без них нельзя. Опасно. Хорошо бы обзавестись рабочей одеждой. Смола. Переодеваться. Рабочую одежду можно оставлять в лесу в полиэтиленовом мешке на случай дождя. Работы со скворечником было не мало. Потребуются блочка. Без них не поднять ни хомут, ни стройматериалы. Вчера он звонил в леспромхоз, справлялся насчет досок. Доски были, и цена умеренная. Оставалось привезти. К концу мая, начало июня, он думал отстроиться. Осенью скворечник ни к чему. Всему свое время. Птица вьет гнездо весной. Но при чем здесь птица? Скворечник… птицы… – все связано.
В пятницу утром он выписал машину, и все – доски, хомуты, уголок – свез за хлебокомбинат; в субботу закрепил на дереве хомут, чуть не упал, хорошо был монтажный пояс. Одному плохо было наверху работать: сбросить бы все вниз и уйти домой, но уже столько сделано… Работал он с оглядкой, чтобы никто не видел. Но как, чтобы никто не видел? Не мог же он огородиться? Не частная собственность.
Тут в воскресение он как-то собрался домой, сложил инструмент, хотел слезать – внизу появился мужчина. Одет он был в штормовку, в серых из плотной ткани штанах. Лет сорок, а то и больше. Конечно, он все видел – скобы, доски…
– Ну что, мужик, интересно? – не выдержал он, заговорил вполголоса. – Скворечник строю. Забавно? Правда? Жить буду на дереве, как птица. Может, и летать научусь.
Смеялся он сам над собою, иронизировал. Мужчина прошел мимо, ничего, конечно, не слышал. В другой раз он только поднялся наверх – двое парней, лет тринадцать-пятнадцать. Они долго стояли, смотрели вверх. Наконец, один спросил:
– Мужик, ты что делаешь?
– Наблюдаю за птицами. Орнитолог я, – для пущей важности добавил он.
Вчера он смотрел телевизор. Передача была про птиц. Орнитолог выступал. Пригодилось. Парни ушли, он стал навешивать дверь.
Вот уж три недели вместо утренней прогулки он по выходным строился. Сильно уставал, приходил домой, сразу заваливался на диван. Он прекрасно понимал, что затея эта со скворечником гроша ломаного не стоит, но тем не менее строился, словно кто принуждал. «Может, я того… Больной? – спрашивал он себя. – Зачем мне все это нужно? …скворечник?»
Он торопился, и не все со скворечником получалось, как хотелось бы.
И вот, наконец, наступил день, когда он в скворечник вбил последний гвоздь и на следующий день пришел просто побыть наверху.
– Здравствуй, – подойдя к дереву, взявшись за скобу, тихо произнес он.
Он поднялся наверх, сел за стол. Все в скворечнике – стол, скамейка, полка – грубо, наспех сколочено. В скворечнике было мало места. Но для одного хватало. Он и пяти минут не просидел наверху, быстро спустился вниз, пошел домой.
Прошел месяц, он опять засобирался в лес; и, как первый раз, пробыл в скворечнике недолго. И так каждый месяц он ходил в лес,поднимался наверх.