Эмиль XIX века
Шрифт:
Всего боле ставлю я въ упрекъ нашей педагогической систем то, что она вовсе не принимаетъ въ разсчетъ индивидуальныя способности, такъ называемое призванье. Иной родился чтобы быть путешественникомъ и всего боле нуждался бы въ знаніи живыхъ языковъ, которые дали бы ему возможность вступать въ сношенія съ иностранцами; а его прежде всего засаживаютъ за т два языка, на которыхъ никто уже боле не говорятъ на земномъ шар. Другой иметъ склонность къ ремесламъ, а его морятъ за книгами. Такой то молодой человкъ предназначаетъ себя къ торговл, другаго влечетъ къ земледлію, но обычай требуетъ, чтобы и тотъ и другой, съ цлью прослыть въ свт за людей образованныхъ провели восемь лтъ въ четырехъ стнахъ училища. А между тмъ сколько людей учатся по латыни и по гречески только для того, чтобы позабыть тотъ и другой языкъ. Погружаясь тотчасъ по выход изъ училища въ дловую жизнь, они и не думаютъ заглядывать въ истрепанные томы
Я знаю съ другой стороны все, что можно привести въ пользу классическаго образованія. Знаніе греческаго и латинскаго языка составляетъ, такъ сказать, чистое чувство, при помощи котораго мы схватываемъ литературныя тонкости нашего собственнаго языка. Кто ршиться отрицать благодтельное вліяніе классиковъ на умы молодежи, которая усвоила себ то, что есть дйствительно лучшаго въ древности? Классики отвлекаютъ насъ отъ грубо матеріальныхъ заботъ нашего времени; положительному и опошлившемуся вку они противуполагаютъ возвышенные и благотворно дйствующіе вымыслы героическихъ эпохъ; не скрывая природу, они накидываютъ священное покрывало красоты на человческія слабости [3] .
3
Здсь докторъ Эразмъ слишкомъ неопредленно выражается, чтобы можно было судить о степени состоятельности его мысли. Если подъ «положительностью» и «пошлостью» вка онъ разуметъ т дйствительно грубыя матеріальныя заботы, которыя сводятся на лихорадочную погоню за деньгами и за карьерой, то дйствительно нельзя не признать благотворнымъ всякое вліяніе, которое отршаетъ человка отъ этого рода положительности. Но къ сожалнію это мщанское, узко-личное направленіе, которое составляетъ такую язву современныхъ обществъ, преимущественно на запад, лишь слишкомъ часто смшиваемся съ иною, плодотворною струею, составляющею особенность и, скажемъ смло, великое пріобртеніе нашего времени. Точныя науки, которыя ставятъ смыслъ и наблюденія на мсто метафизическихъ гаданій, позитивная философія, которая, несмотря на нкоторую односторонность и увлеченія настоящаго своего развитія, все же провозгласило водвореніе науки и разума тамъ, гд прежде невозбранно царили произволъ и туманъ метафизики, наконецъ, утилитаріанизмъ, который обращается къ эгоизму человка только для того, чтобы облагородить его сознаніемъ, что его польза солидарна съ пользою всхъ, что все дйствительно полезное въ тоже время и дйствительно нравственно, — таковы могучіе двигатели современной мысли, таковы основы, на которыхъ построены задачи коллективной дятельности человчества въ настоящемъ и будущемъ. Что въ этой положительности нтъ и не можетъ быть ничего пошлаго, что этотъ матеріализмъ не иметъ ничего общаго съ «грубымъ» матеріализмомъ мщанства, — едва-ли нужно добавлять.
Отдаленность времени, различіе нравовъ все это еще боле способствуетъ тому, чтобы изъ поэтическихъ твореній ихъ выдлялся чистый лучь идеала, И потомъ, какая сила патріотизма! Въ лучшія времена республики, какое горделивое презрніе къ тиранамъ. Одного вянья Рима и Гредіи было достаточно, чтобы воскресить у насъ въ XVIII столтіи ненависть къ угнетенію. Философія и революція 89 года равно позаимствовали отъ школьныхъ воспоминаній т формы, которыя всего лучше могли способствовать къ пробужденію разума и политической жизни. Въ этой битв за право тни столько же сдлали: какъ и люди. Говорятъ, что Гракхи, Бруты и Катоны Утическіе умерли;- пустяки! они помогаютъ намъ въ нашей борьб, они сражаются рядомъ съ нами, они ободряютъ насъ примромъ и голосомъ стремиться къ цли, столь желанной для всякаго въ комъ живетъ сознаніе человческаго достоинства — къ свобод!
Я и не думаю отрицать, что изученіе классиковъ можетъ служить превосходнымъ способомъ для нравственной дисциплины; но существуетъ нсколько способовъ развивать умъ и было бы въ высшей степени несправедливо ограничивать понятіе образованія одной какой нибудь отраслью знанія. Можно быть замчательнымъ ученымъ, ораторомъ, государственнымъ человкомъ (какъ-то намъ доказываетъ примръ Америки) не читавъ никогда въ оригинал ни Аристотеля, ни Демосфена, ни Цицерона. Непосредственное наблюденіе фактовъ, общеніе съ людьми, изученіе родной литературы, и природныя дарованія не разъ восполняли недостатокъ школьной выправки ума. Мн кажется, что способъ воспитанія долженъ опредляться обстоятельствами и личными особенностями
Я еще недостаточно знаю наклонности Эмиля и складъ его ума, чтобы ршить какой родъ образованія для него всего боле пригоденъ. Мн лично хотлось бы, чтобы онъ не оставался чуждъ ни точныхъ знаній, бы гуманитарныхъ наукъ. Но возможно ли это? Единственное, что можно по моему мннію возразить противъ подобнаго соединенія двухъ строеній знанія это — что изученіе классиковъ требуетъ слишкомъ много времени. Семь или восемь лтъ, посвященныхъ ознакомленію, подъ часъ весьма неполному съ двумя мертвыми языками — не слишкомъ ли это много въ такой вкъ, Когда требуется чуть не длая человческая жизнь для достиженія средней нормы необходимыхъ познаній? Это возраженіе безспорно справедливо, но съ другой стороны я спрашиваю себя, обусловливается ли это положеніе дла самою сущностью препятствій, или же оно могло бы быть устранено?
Во первыхъ я нахожу, что дти слишкомъ рано начинаютъ латинскій и греческій языкъ. Они еще ничему не научились, ничего не наблюдали сами по себ; чуждые механизму формъ мысли, они едва лепечутъ на родномъ язык. Запертые въ четырехъ стнахъ, они привыкаютъ смотрть на школу какъ на тюрьму, въ которой подрастающія поколнія одно за другимъ должны искупать первобытный грхъ своего невжества. Что они знаютъ о природ? Семейныя привязанности, которыя одн могли бы осмыслить для нихъ трудъ, согрваютъ ихъ лишь издали. Они впервые пробуютъ своя зараждающіяся силы и съ разу же натыкаются на непроходимую дебрю словъ, грамматическихъ формъ и незнакомыхъ имъ оборотовъ. Неопытная рука ихъ вытаскиваетъ на удачу изъ мутной чернильницы то барбаризмъ, то солецизмъ. Бдныя ребята! Напрасно одна задача смняетъ другую: повторять нсколько разъ на незнакомомъ язык одн и т же ошибки — плохой способъ исправить эти ошибки.
Прежде чмъ мой сынъ начнетъ учиться по-латыни, я желалъ бы, чтобы онъ поосмотрлся вокругъ себя, чтобы умъ его развился подъ вліяніемъ знакомства съ естественными науками и съ промышленною дятельностью. Всякій фактъ, который наблюдается становится источникомъ наслажденія для наблюдателя и усиливаетъ въ немъ потребность знать. Усвоивъ себ такимъ образомъ, нсколько опредленныхъ, ясныхъ понятій, Эмиль будетъ лучше подготовленъ къ воспринятію понятій другихъ людей, хотя бы эти понятія и скрывались подъ темною, запутанною рчью.
Существуетъ какъ мн кажется еще и другая причина, затягивающая изученіе классиковъ въ долгій ящикъ; это то обстоятельство, что дтямъ преподаютъ латинскій и греческій языки, не ознакомивъ ихъ предварительно съ жизнью Греціи и Рима. Хорошо можно научиться языку только въ самой стран, гд на немъ говорятъ. Я бы непремнно желалъ, чтобы Эмиль пріобрлъ возможно живое и наглядное знакомство съ древностью.
Съ этой точки зрнія особенно полезнымъ представляется устройство зданій на подобіе хрустальнаго дворца въ Лондон. Видъ статуй, картинъ, моделей храмовъ и памятниковъ не научитъ конечно, воспитанника понимать Гомера или Виргилія; но латынскій и греческій языкъ не были бы для него совсмъ мертвыми языками если бы воспитатели позаботились окружить его памятниками древней цивилизаціи и исторіи тхъ народовъ, которые на нихъ говорили.
Образныя искуства, которыя переносятъ умъ въ прошлое имютъ гораздо большее вліяніе на умъ дтей, чмъ вообще полагаютъ. Въ юности человкъ легко отождествляется съ личностью другихъ, но той простой причин, что собственное его я не успло еще рзко обозначиться. Живя въ нкоторомъ род вмст съ греками и римлянами, воспитанникъ заинтересовался бы ихъ нравами и обычаями еще прежде, чмъ узналъ бы ихъ языкъ. Онъ побывалъ бы вмст съ афинскимъ флотомъ въ Саламин, онъ присутствовалъ бы за Помпеемъ при Фарсальской битв. Можно ли безусловно назвать подобное ретроспективное существованіе иллюзіей? Ни что не умираетъ вполн изъ того, что жило.
Что тамъ ни говорите, а наша система преподаванія еще носитъ слды среднихъ вковъ, т самые слды, которые были оставлены на ней католическими монахами. Различныя препятствія мшали до сихъ поръ добросовстному изученію древности. Удерживая за собою въ теченіи многихъ столтій монополь древнихъ языковъ, католическое духовенство тмъ не мене старательно изгоняло изъ преподаванія тотъ духъ, который дышетъ въ произведеніяхъ классиковъ. На искуство и литературу язычниковъ смотрли какъ на драгоцнные остатки старины, которые бережно сохраняли, но послднее слово которыхъ хранили въ строгой тайн отъ молодежи. Да и не даромъ католицизмъ поднималъ только одинъ край завсы: онъ предчувствовалъ, что настанетъ день, когда классическія воспоминанія снова возстановятъ красоту и природу въ ихъ правахъ. А потому учителя на каждомъ слов оговаривались, повторяя молодежи, что языческіе боги — не боле какъ созданія духа лжи и гордыни, что смотрть на нихъ можно только издали, сквозь призму католической ортодоксіи.